17 октября 2016 года я повез дедушку на осмотр к психиатру.

Дедушка не знал, куда мы едем. Он боялся психиатров — боялся, что его могут признать недееспособным, боялся, что могут положить в больницу и разлучить с бабушкой. Я тоже боялся. Я хотел узнать, что скажет врач.

Дедушка давно не был в центре города — в последнее время он редко выходил за пределы двора. Он с интересом смотрел в окно машины. Я говорил, где мы едем, что мы видим. Дедушка рассказывал о кошках, которых они с бабушкой прикормили во дворе, о том, как бабушка волнуется, если кто-то из кошек не приходит в привычное время.

 — А куда мы едем, Илюша?
 — К врачу на осмотр. Чтобы тебе выписали хорошие лекарства.

Это успокаивало его минут на пять-десять. Мы болтали. Дедушка остроумно комментировал манёвры других водителей. Сам он не был за рулем уже двадцать пять лет.

 — А куда мы едем, Илюша?
 — Уже почти приехали, дедушка. В поликлинику за рецептом.

Мы выехали в будний день в 11:52, так что пробок почти не было. Дорога заняла 49 минут.

 — Илюша, куда ты меня везёшь?
 — Просто катаемся по городу. Смотри, тут я по субботам играю в футбол с друзьями, вон стадион, видишь?

Мы проехали по Петроградке через стрелку Васильевского острова, свернули на Английскую набережную, по Писарева выехали на Английский проспект и скоро были на Фонтанке, 148.

Там мы провели 2 часа 26 минут.

Мы ждали своей очереди у кабинета врача и продолжали разговаривать. Я рассказывал про искусственный интеллект и технологическую сингулярность. Дедушке это было интересно, потому что шахматные программы стали очень сильными.

 — Илюша, это какая-то поликлиника?
 — Да, здесь работают врачи, которые хорошо разбираются в болячках пожилых шахматистов.

Дедушка был шахматным композитором. В молодости он каждый день после работы шёл на бульвар, где до ночи играл за уличными столиками, он публиковался в профессиональных журналах, получал награды за задачи и этюды, преподавал в шахматных школах, а в двухтысячных освоил компьютер, чтобы составлять задачи в специальной программе.

С недавнего времени он больше не прикасался к доске. Объяснил, что стало неинтересно.

Психиатр спросила имя, спросила, какой сегодня день. Дедушка сострил — день сурка.

Психиатр задала тест на рисование часов. Это одно из самых простых исследований нарушений памяти — на белом листе нужно нарисовать часы со стрелками, показывающими определенное время.

Дедушка пошутил, что он счастливый человек, а счастливые часов не рисуют.

Врач была настойчивой.

Дедушка подчинился.

Я сидел на соседнем стуле. Я следил за неровной линией, которая появлялась из-под руки деда. Окружность, похожая на баклажан. Центральная точка, упрыгавшая куда-то вбок. Под ней, как длинные тонкие усы — разомкнутые линии стрелок. И числа, похожие на стайку утят, — половина ещё барахтается внутри озера циферблата, а остальные уже выбрались на берег и беспокойно бегут за мамой-уткой.

Я подумал, что это так плохо, что даже красиво.

Врач провела еще несколько тестов и сказала, что серьёзных нарушений памяти и когнитивной способности нет.

Нам выписали несколько рецептов и направлений. В 15:09 мы уехали. Обратно мы поехали через Дворцовую набережную по Троицкому мосту.

 — А куда мы едем, Илюша?
 — Домой. Смотри, вон Петропавловка. Как-нибудь надо будет выбраться туда погулять.
 — Да что там гулять. Позвони бабушке, скажи сделать укол. Скоро кошек пойдём кормить.

Дедушка всегда помнил про кошек и бабушкины уколы инсулина.

Мы вернулись в 15:59.

Я остался поужинать и уехал в 17:31.

На следующий день я снова приехал к ним в гости. Мы поговорили об искусственном интеллекте и технологической сингулярности.

Дедушке это было интересно, потому что шахматные программы стали очень сильными.